В 1912 году Евгенову предложили новую интересную работу. Речь шла об участии в гидрографической экспедиции в районах Северного ледовитого океана на ледоколах «Таймыр» и «Вайгач».

Эта экспедиция в истории открытия и освоения Северного морского пути занимает особое место. Ни до нее, ни долгие годы спустя ничего подобного не организовывала ни одна страна. И для Николая Ивановича Евгенова она стала одним из ярчайших жизненных впечатлений, в ней он получил свою закалку ученого-полярника, здесь четко определилось его научное направление.

После Русско-японской войны прогрессивными русскими моряками и учеными было обращено внимание на необходимость использования так называемого восточного прохода, расположенного в наших территориальных водах, как пути из Европы на Дальний Восток. Военно-морское ведомство приняло решение надлежащего исследования этого прохода. В этих целях была организована специальная экспедиция на ледокольных судах «Таймыр» и «Вайгач».

К началу работ этой экспедиции в 1910 году морские навигационные карты восточносибирских морей были далеки от совершенства. Морское побережье в ряде мест оставалось нанесенным на карты еще по описи участников Великой северной экспедиции (1733-1743), проводившейся инструментами невысокой точности, работа предстояла большая и сложная; тем заманчивее для Евгенова было это предложение.

Он немедленно принял его и весной 1913 года выехал во Владивосток, где стояли «Таймыр» и «Вайгач».

Николай Иванович был назначен сперва на «Вайгач», а в следующем году переведен на «Таймыр». Во время этих двух плаваний он вел дневник, состоявший из очень кратких записей.

Вот некоторые из них.

«9 июля. Покинули Владивостокский порт, взяли курс на Петропавловск. Густой туман, идем с гудками.

24 июля. Заболел начальник экспедиции И.С. Сергеев (кровоизлияние в мозг)».

Болезнь Сергеева, старого, опытного моряка, вызвала большую тревогу у личного состава экспедиции, возбудив одновременно и беспокойство за жизнь товарища и опасение за дальнейшие работы экспедиции, оставшейся без начальника. Через ближайшую Анадырскую радиостанцию была послана соответствующая телеграмма в Петербург. Через несколько дней была получена ответная телеграмма о назначении начальником экспедиции Бориса Андреевича Вилькицкого, командира «Таймыра».

«…5 августа. Идем ледяными разводьями к о. Врангеля для описи его берегов. «Таймыр» пошел с промером вдоль материкового побережья.

10 августа. Тяжелые льды преградили путь к о. Врангеля. Пошли с промером на сближение с «Таймыром».

16 августа. Стоим у о. Крестовского. После совещания начальник приказал «Вайгачу» идти на запад с промером, определением астрономических пунктов. «Таймыру» – с промером обогнуть с севера Новосибирский архипелаг, рандеву 22 августа у о. Преображения. Если «Таймыр» до 25 августа не дождется «Вайгача», то идет его искать к Ванькиной губе. Если «Вайгач» до 25 августа не дождется «Таймыра», то идет на сближение с ним к северу у о. Петра.

В этом плавании был открыт неизвестный остров (ныне – остров А.И. Вилькицкого) и закрыта мифологическая «Земля Санникова» – по предполагаемому расположению которой «Таймыр» прошел по чистой воде, не видя ни льдов, ни берегов.

«18 августа. Радиосвязь между кораблями прекратилась из-за дальности расстояния. Работы продолжаются».

На обоих судах было по небольшой радиоустановке с радиусом действия меньше 150 км, так что во время плавания в полярных морях суда не могли устанавливать связь с берегом, но имели возможность переговариваться друг с другом. По инструкции ледоколы должны были каждые 4 часа вызывать своего «напарника»; в случае неполучения ответа на два вызова, следовало идти на сближение с замолчавшим судном.

23 августа, после пятидневного тревожного перерыва утром на «Вайгаче» услышали вызов «Таймыра». Вечером оба корабля ошвартовались у о. Преображения.

25 августа «Вайгач» подошел к неизвестной бухте. На берегу увидали полуразвалившуюся поварню. Для обследования бухты послали партию на моторном катере, на берег отправилось несколько охотников на шлюпке. Через час катер вернулся. Он прошел несколько миль вглубь бухты, но конца ее не обнаружил. Решили обследовать ее на корабле, прошли около 16 миль. Производившийся попутно промер показал внезапное уменьшение глубин. Машину застопорили, но было уже поздно – судно село на грунт. Все попытки сняться с мели, оказались безуспешными. Корабль начало кренить. Пришлось сообщать о происшествии на «Таймыр», который через несколько часов пришел на помощь. Он принял от «Вайгача» воду, чтобы уменьшить его осадку, взял его на буксир, оба корабля дали полный ход, и «Вайгач» сошел с грунта.

Исследование бухты показало, что она глубоко (на 50 миль) врезается в сушу и чрезвычайно красива. Ее обрывистые берега сложены из черного песчаника и розового гранита. Вдали виднелись покрытые снегом горы. Бухты была безымянной, и было решено дать ей имя Марии Прончищевой – жены лейтенанта Василия Прончищева, участника Великой северной экспедиции 1735–1736 г. Мария Прончищева была одной из первых женщин – исследователей Арктики, делила с мужем все тяготы похода и, как и он, погибла от цинги в 1736 г.

Следующая встреча «Вайгача» и «Таймыра» была назначена у мыса Челюскина.

Однако к мысу Челюскина не удалось подойти ни одному из судов: сплошное ледяное поле преградило путь, оба ледокола стали около него на ледяные якоря. После совещания решено было обойти поле с севера. 2 сентября суда пошли вдоль кромки льда, тянувшиеся на ССВ, и через несколько часов неожиданно заметили низменную полосу земли. Это был остров, названный впоследствии Малым Таймыром. За вновь открытым островом к северу продолжало тянуться поле не взломанного льда, вдоль кромки которого ледоколы продолжали свой медленный ход.

Ночь со 2 на 3 сентября 1913 года стала звездным часом Николая Ивановича, эту ночь он запомнил на всю жизнь.

Шла его вахта – с полуночи до 4 часов утра. С мостика было видно, что на широкой полынье с редким раздробленным льдом начали попадаться айсберги, до того не встречавшиеся. Постепенно стало светать, но горизонт был покрыт мглой. Внезапно поднявшимся ветром рассеяло мглу впереди, несколько правее курса показались гористые очертания неведомой большой земли, тянувшейся с юга на север.

Вот что написано в судовых вахтенных журналах.

«Таймыр». 21 августа/3 сентября. На ходу под парами… 5 часов 20 минут. Легли на 319°… открыли землю на NW. Подпись Гойнинген-Гюне.

«Вайгач». Среда 21 августа/3 сентября 1913 года на ходу под парами в Северном Ледовитом океане под вымпелом. Идем в кильватер транспорту «Таймыр» между льдинами в полыньях переменными курсами к W и SW 3 часа 55 минут. Открылся в NW направлении берег, высокий и обрывистый. Подпись: лейтенант Евгенов.

Позднее Николай Иванович так рассказывал об этом: «Незадолго до конца моей вахты на мостик поднялся сменявший меня К.К. Неупокоев. Я начал ему сдавать вахту, но не успел этого сделать, как мы с ним одновременно увидели справа от носа корабля «высокую землю». Я послал матроса за командиром, сидевшим в рубке. Тот приказал сообщить об этом по сигнальной лампе на клотике на «Таймыр». Как раз в это же время «Таймыр» стал менять курс вправо – на «землю». За ним легли и мы на «Вайгаче». Я записал указанный случай в вахтенный журнал».

Расхождение во времени в записях Гойнинген-Гюне и Евгенова объясняется тем, что судовые часы на «Таймыре» стояли на час с лишним впереди по отношению к часам на «Вайгаче». Дело в том, что при изменении географической долготы места на судах обязательно переставлялись часы, но каждый командир делал это у себя самостоятельно, сообразуясь с ходом судовой службы.

Весь день члены экспедиции производили опись берегов неизвестной земли и вели промер глубин на подступах к ним. 4 сентября, после астрономических наблюдений весь личный состав вышел на берег. В 18 часов на установленном флагштоке подняли русский флаг, и начальник экспедиции поздравил всех с открытием и присоединением к России новой земли.

Первоначально моряки хотели назвать ее «Тайвай», соединив в этом имени первые слоги названия обоих ледоколов, но начальник экспедиции не имел права давать названия вновь открытым географическим пунктам. Осенью в Петербурге эта земля была названа именем императора Николая II. После Великой Октябрьской социалистической революции архипелаг был переименован в Северную Землю.

Место, которое увидел Николай Иванович, ныне носит название «Мыс Евгенова».

Приближался октябрь, начинались морозы, появился молодой лед, запасы угля иссякали. Последнюю работу совершили в Колючинской губе – сделали опись ее берегов, измерили глубины, чтобы выяснить, может ли она служить гаванью для пароходов.

5 октября «Вайгач» миновал мыс Дежнева. Начался жестокий, до 9-10 баллов шторм. «Вайгач» потерял связь с «Таймыром». На судах, из-за взболтавшейся от качки мути в котельной воде, засорились котлы; поломанные во льдах винтовые лопасти уменьшали ход – в таком состоянии судам было и до Петропавловска не дойти, не т, что до Владивостока. Вилькицкий решил идти на Аляску.

10 октября «Таймыр» и «Вайгач» остановились в порту Сан-Майкел. Расположенный на месте старинного русского Михайловского редута, Сан-Майкл был в те времена небольшим поселком. Но благодаря своей защищенности от ветров он был более удобной гаванью, чем главный город Аляски – Ном, не имевший надежного укрытия для судов.

По телеграфу командование экспедиции сообщило в Петербург об окончании работ и своих географических открытиях. Естественно, благодаря телеграфу это сообщение сразу стало известно в Америке, а потом и в других странах. Открытие Северной Земли было всюду признано крупным событием.

Сделав необходимый мелкий ремонт и пополнив запасы угля, экспедиция направилась к дому. На пути во Владивосток пришлось выдержать еще два сильных шторма. Из-за более округлой, чем обычно, формы корпуса судов, предназначенных для плаванья во льдах, «Таймыр» и «Вайгач» подвергались отчаянной качке, доходившей порою до 50°.

Только 25 ноября 1913 года окончилось это столь насыщенное разнообразными и грустными, подчас трагическими, и радостными событиями плавание. Изрядно потрепанные ледоколы вошли во Владивостокскую бухту Золотой Рог.

Главная цель экспедиции 1914 года заключалась в том, чтобы завершить гидрографические работы предыдущих лет, закончить опись Северного морского пути и вернуться в Архангельск.

Плавание 1914 года Евгенов совершил на «Таймыре». Из всех кораблей, на которых он плавал, «Таймыр» был самым его любимым. Это понятно, ведь на нем он зимовал, провел много исследовательских работ, пережил немало тревожных и счастливых часов.

Когда в 50-х годах было решено сдать «Таймыр» на слом, Николай Иванович был крайне огорчен. Он считал, что судно следовало бы поставить в одном из северных портов «на вечный причал», организовав в нем полярный морской музей. Вместе с другими «таймырцами» он даже пытался хлопотать об этом. К сожалению, хлопоты не увенчались успехом.

Экспедиция 1914-1915 г. подготавливалась более тщательно, чем предыдущие, с учетом их опыта. Руководитель экспедиции Б.А. Вилькицкий, рассчитывая непременно пройти весь Северный морской путь с востока на запад, взял запас угля, продовольствия и пресной воды на 18 месяцев плавания. Кроме того, впервые в истории полярных исследований, экспедиции был выделен собственный гидроплан, однако при первом же испытании вблизи Чукотского полуострова самолет потерпел аварию. К счастью, летчик (инженер-механик Дмитрий Николаевич Александров) не пострадал, но гидросамолет летать уже не мог. Экспедиционные умельцы впоследствии переделали самолет в аэросани, которые потом с успехом использовались на зимовке.

На Аляске, в Номе «таймыровцы» узнали о начавшейся войне. Многие захотели вернуться в Россию, чтобы принять участие в военных действиях, но из Петербурга было получено предписание продолжать работы и осуществить сквозной проход Северным морским путем.

27 августа «Вайгач» сообщил об открытии небольшого острова, который впоследствии был назван островом Жохова в честь умершего во время экспедиции лейтенанта Жохова. Произвели морскую опись острова, подняли на нем русский флаг.

20 сентября стало ясно, что дальше на запад суда в эту навигацию пройти не смогут. Экспедиция начала готовиться к зимовке: производили водолазные работы для очистки винта, прекратили пары, приступили к разборке машины.

На верхней палубе «Таймыра» натянули тент, хорошо защищавший от ветра, поэтому в такой импровизированной палатке казалось значительно теплее, чем на открытом воздухе. Борта судна обложили толстым слоем снега, чтобы сэкономить уголь (плавника в таких районах не было), в жилых помещениях поставили камельки. Благодаря этим камелькам и тусклым самодельным светильникам, заменившим лампы, вернее – по вине их, – все каюты и кубрик за зиму почернели до неузнаваемости. Больших трудов стоило привести их в надлежащий вид перед торжественным возвращением в Архангельск.

Когда Николай Иванович рассказывал о зимовке на «Таймыре», создавалось впечатление, что он вспоминает самую счастливую пору своей жизни. Хотя он и упоминал о том, что пища была однообразной, но основное для него были интересные наблюдения за течением, рефракцией, запуски змеев.

Особенно увлечен был Николай Иванович подъемами метеорографов на змеях. Это были первые аэрологические наблюдения, производившиеся в высоких широтах, и он надеялся, что после обработки они дадут ценный материал для изучения атмосферы. Он не прерывал эти подъемы даже во время полярной ночи, даже при сильных морозах и рассказывая о них, всегда вспоминал своего товарища и неизменного помощника при запуске змеев – матроса Акулинина, оттиравшего его озябшие руки и заботливо кутавшего его в шарф, когда его собственные пальцы отказывались его слушаться.

Много времени и забот уделял Николай Иванович регистрации полярных сияний. Хотя запись их производилась в теплой (если можно назвать теплом +6° – +8°) каюте, однако, она бывала для него более трудной, чем подъем метеорографа на леденящем ветру. Ведь сияния нередко продолжались по несколько часов подряд; иногда то исчезали, то вновь появлялись; иногда внезапно меняли свой тип и форму, а записи приходилось основывать на визуальных наблюдениях – не было регистрирующих магнитных приборов, ни аппаратов, приспособленных для их фотографирования.

Николай Иванович отмечает в «дневнике», что трудность регистрации вознаграждалась чувством восхищения при наблюдении сияний и пишет далее: «Сказочное зрелище – северное сияние в высших широтах. Оно поражает не только своими красками, но и динамичностью. Особенно хороша форма сияний, называемая короной, когда широкие вертикальные разноцветные полосы охватывают большую половину горизонта, колыхаясь наподобие складок наинежнейшей ткани, внезапно достигают зенита, с чрезвычайной быстротой извиваясь, образовывали там большой сверкающий всеми красками узел, напоминающий корону».

В общем, дни зимовки были насыщены до предела: Николай Иванович конструировал изобретенный им прибор для наблюдений над ветром, и занимался с командой географией, и бегал на лыжах при изумительно ярком лунном свете, продолжавшемся при полнолунии по несколько суток без перерыва. Зимовку омрачала лишь оторванность от Родины, отсутствие сведений о положении дел на фронте.

Несмотря на крайне тяжелые условия, зимовщики все же устроили веселый новогодний праздник с искусственной (из крашеной проволоки) и богато украшенной всевозможными самоделками елкой, с сюрпризами и танцами; веселой встречей солнца, впервые появившегося над горизонтом. На «Таймыре» организовали шуточные соревнования и игры, а на «Вайгаче» – карнавал.

С наступлением светлого времени работы прибавилось: надо было исправлять многочисленные повреждения судна, укреплять его корпус, подготавливаться к походам на берег для производства гидрографических исследований. Побережье, возле которого стоял «Таймыр», еще совершенно не было изучено. Предстояло сделать его опись, нанести на карту. Николай Иванович и другие члены экипажа несколько раз совершали такие экскурсии. Они были очень утомительны. 15 миль, отделявшие «Таймыр» от ближайшего берега, приходилось идти по торосистому льду и тащить за собой сани с тяжелой поклажей. Об одном из таких походов Николай Иванович рассказывал:

«1 июня мы вшестером отправились на берег, чтобы сделать съемку залива Гафнер-фиорда и побережья к западу от него. Груз у нас был большой – инструменты, ружья, спальные мешки, провизии на 10 дней. Нам дали на помощь аэросани, сделанные из остатков гидросамолета, и четырех сопровождающих матросов; в случае, если бы сани испортились (что совсем не было исключено) эти четверо могли бы дотащить сани до корабля. По гладкому льду аэросани развивали скорость до 20 км в час, но при поворотах или неровностях они останавливались и приходилось подолгу бежать, подталкивая их. Поэтому, чтобы преодолеть два с лишним десятка миль, отделявшие нас от залива, мы потратили почти весь день.

На следующее утро матросы с санями отправились обратно на ледокол, а мы шестеро, разделившись на две партии, пошли по обоим берегам фиорда в его глубину. До нас только Нансен с «Фрама» видел издали Гафнер-фиорд и дал ему название. Шли мы с маршрутной съемкой, то карабкаясь по обледенелым скалам, то спускаясь на ровную, скованную льдом гладь залива. Мешал туман, но радовало, что из-за слабого мороза можно было работать без рукавиц, в одних перчатках. В одном из низменных мест берега мы видели следы оленей, а пернатая дичь – гуси, куропатки – попадались часто и в изобилии.

Фиорд вдавался почти на 35 км вглубь Таймырского полуострова. Шли мы с остановками весь день и часть ночи, воспользовавшись тем, что к вечеру туман разошелся, выглядывавшее из-за горизонта солнце озаряло розовым светом прибрежные скалы, и на ледяную поверхность залива ложились причудливые синие тени. К утру мы соединились с нашими товарищами, шедшими нам навстречу по восточному берегу, поели и залезли в наши спальные мешки. Обратный путь прошли быстро, изредка проверяя правильность съемки.

В июне лед, в котором зимовал «Таймыр», пришел в движение. За несколько дней до начала подвижек Николай Иванович, А.М. Лавров и 12 матросов пошли на берег для установки железного знака. Когда они через 5 дней возвращались на ледокол, то не узнали окружающей ледовой обстановки: виднелись трещины, лед на глазах обламывался и образовывал торосы. Пришлось по дороге бросить тяжелые сани, чтобы благополучно добраться до своего временного дома. На судне и вблизи его шли спешные работы: убирали со льда метеорологическую будку, опиливали лед у винта, собирали машину, набирали воду в котлы из наледного озерка.

9 августа с полночи ветер усилился. Вокруг судна стали образовываться полыньи. «Таймыр» тронулся и пошел переменными курсами среди битого льда.

30 августа добрались до о. Диксон. Он был совсем еще не обжит, но работа на нем кипела: достраивались первые два дома и уже возвышалась мачта для будущей радиостанции. От Диксона путь шел «проторенной дорожкой». Югорский шар сообщил Архангельску о приближении экспедиции.

16 сентября «Таймыр» и «Вайгач» подошли к разукрашенной флагами Архангельской пристани. Их торжественно встретили орудийной пальбой, криками «ура», музыкой военных оркестров.

Так закончилась эта экспедиция, которая, по словам Роальда Амундсена «… в мирное время… возбудила бы восхищение всего цивилизованного мира». Чем же замечательна эта экспедиция, заслужившая такую высокую оценку знаменитого исследователя Севера?

Плавание «Таймыра» и «Вайгача» в Арктике для того времени было явлением выдающимся во многих отношениях. «Вайгачу» впервые в истории полярного мореплавания в 1911 году удалось обогнуть с севера остров Врангеля. Также впервые обоими судами в 1913 году были обойдены с севера Новосибирские острова. В 1913 году экспедиция совершила последнее самое крупное в северном полушарии географическое открытие – открытие архипелага Северная Земля. Открытие этого архипелага, исследованного уже в советское время Г.А. Ушаковым и Н.Н. Урванцевым (1930-1932 гг.), позволило более определенно ответить на некоторые, до того нерешенные вопросы.

Стало очевидным, что одной из наиболее существенных преград, мешающих поступлению в Карское море мощных арктических льдов с северо-востока, является именно Северная Земля. В то же время она – один из тех форпостов суши, которые так важны для изучения полярного Севера. Наконец, опять-таки впервые в истории суда экспедиций с одной зимовкой в 1914/15 году прошли весь Северный морской путь с востока на запад.

Весьма значительны и научные результаты экспедиции. В течение всех плаваний на обоих судах выполнялись регулярные метеорологические наблюдения за температурой, давлением и влажностью воздуха, атмосферными явлениями, скоростью и направлением ветра.

Осенью 1914 года на зимовке «Таймыра» по инициативе Н.И. Евгенова была сделана попытка исследования одновременных температурных изменений в приповерхностных слоях воздуха при различных условиях погоды (градиентные наблюдения).

Аэрологические наблюдения производились и во время плавания судов и на зимовке: было выполнено 46 подъемов метеорографов на воздушных змеях.

В задачи экспедиции входили наблюдения за полярными сияниями, однако во время плавания они носили случайный, эпизодический характер. Лишь на зимовке 1914/15 гг. Н.И. Евгенов и Н.А. Транзе установили систематическое наблюдение этого явления.

Экспедицией был выполнен большой объем океанографических работ. Постоянные измерения температуры и удельного веса морской воды позволили выявить ряд интересных деталей гидрологического режима в районе Курильских островов, в Анадырском заливе и в других местах. На каждой длительной стоянке производились наблюдения над колебаниями уровня моря и над течениями.

Существенный вклад внесла экспедиция в изучение ледовых условий арктических морей. Большой интерес представляют также геологические сборы, ботанические коллекции и зоологический материал и по водной и по наземной фауне.

Все научные данные, собранные экспедицией, были сданы в архив. Часть этих данных, в основном гидрографических (карты, планы, материалы по лоции) позднее была обработана и издана. Остальное по разным причинам долгое время не публиковалось. Лишь в конце 50-х годов появился ряд статей, содержащих общие сведения об экспедиции, обобщение ее научных результатов, подробный анализ океанографических работ и т.д.