После Карских экспедиций 1930–31 гг. западный участок Северного морского пути – Карский морской путь – можно было считать освоенным.

Вернувшись из своей последней Карской экспедиции, Евгенов предполагал в наступающем 1932 году принять участие в одной из научно-исследовательских арктических экспедиций, которые по случаю 2-го Международного полярного года намечалось провести целых три во время предстоящей навигации.

В январе 1932 г. постановлением СНК СССР была создана Особая Северо-Восточная экспедиция. Ее непосредственной задачей было доставить в бухту Амбарчик (в устье реки Колымы) различное сельскохозяйственное промышленное оборудование и 1000 человек рабочих для освоения Нижне-Колымского края; попутно надо было снабдить продовольствием фактории на побережье. Начальником этой экспедиции был назначен Николай Иванович Евгенов. Этим назначением Советское правительство подчеркивало необходимость быстрее передать полярникам Дальнего Востока опыт Карских экспедиций.

Лидером экспедиции стал ледорез «Ф. Литке» под командованием капитана Николая Михайловича Николаева, в ее состав вошли шесть морских грузовых пароходов («Анадырь», «Сучан», «Север», «Микоян», «Урицкий» и «Красный Партизан»), гидрографическая шхуна «Темп», два крупных речных катера, две железные баржи, а также два небольших гидросамолета.

На «Литке» разместился научный штаб: исследовательская группа для гидро-метеорологического изучения восточных полярных морей и проведения работ по программе 20-го Международного полярного года, синоптическое Бюро.

В последних числах июня громоздкий караван Особой Экспедиции покинул Владивосток и через месяц, благополучно пройдя Охотское и Берингово моря, достиг мыса Дежнева.

Два головных судна, имевшие приспособления для плавания во льдах, – «Сучан» (с гидросамолетом на борту) и «Анадырь» – пошли дальше, в Чукотское море, для разведки льдов. Но вскоре оба парохода были остановлены мощными льдами. Вылетевший на разведку летчик Бердник сообщил, что непроходимый лед, кромка которого уходит далеко на север, преграждает дальнейший путь. Только южные ветры могли спасти положение, но не прекращался северный ветер.

Пришедшие с берега на «Сучан» гости – чукчи и местный абориген норвежец Волл в один голос говорили, что за последние 30 лет не было случая, чтобы в начале августа лед не был разбит, чтобы так рано начались снегопады, морозы и образование молодого льда.

Тянулись томительные дни… Не приносила хороших вестей авиаразведка, не обнадеживали синоптики предсказаниями изменения погоды. У непроницаемого ледяного барьера стояли – с восточной его стороны суда экспедиции, с западной – пароходы «Колыма» и «Лейтенант Шмидт», возвращавшиеся с зимовки. Их опытные капитаны передавали, что на их памяти не было такого тяжелого ледового года, как нынешний.

Александр Павлович Бочек (заместитель начальника экспедиции) вспоминал, что 14 августа на «Литке» было созвано совещание всего командного состава. Первым взял слово начальник экспедиции Евгенов:

– Если мы будем двигаться вперед – зимовка для всех судов неизбежна. 135 миль торосистого барьера отделяют нас от «Шмидта» и «Колымы». Если повернем обратно – сорвем план снабжения края. Я считаю, что надо при любых условиях попытаться выполнить свою задачу.

Мнения капитанов разделились: одни считали, что надо возвращаться, чтобы не погубить флот. Другие, – что надо идти вперед, несмотря на вероятность зимовки и возможность повреждений и, может быть даже потери некоторых судов. Чуть ли не всю ночь продолжалось совещание, но решение так и не было принято. Споры возобновились и на другой день и в драматической обстановке. Капитаны не хотели брать на себя ответственность. Один из опытнейших капитанов заявил:

– Если руководство не желает прислушиваться к трезвому мнению о необходимости возвращаться, мне остается только уйти.

– Что ж, уходите! – отозвался капитан Бочек, заместитель начальника экспедиции, – а мы будем двигаться на запад.

– Это – авантюризм! – раздалось в ответ.

– Продвигаясь во льдах, я потеряю баржу, которую ведет мой пароход, – хмуро сопротивлялся напору Бочека другой капитан.

– За баржу отвечает начальник экспедиции, – парировал Бочек.

Последним высказал свое мнение капитан Н.М. Николаев.

– Считаю, что наша обязанность идти вперед.

Так и постановили. И быстро разошлись по своим судам приготовляться к предстоящему плаванью. Евгенов и Бочек на всю ночь засели за составление донесения в Москву.

16 августа экспедиция тронулась в свой тяжелый ледовый поход.

Темной ночью 4 сентября «Литке» во главе своей эскадры подходил к мысу Медвежьему – входному мысу бухты Амбарчик. Суда Северо-восточной экспедиции принялись за разгрузку.

Бухта Амбарчик была совершенно пустынна. Колымские аборигены ничего не приготовили для приема экспедиции: в бухте не было ни пристани, ни мостков, ни причалов, ни створных знаков для обеспечения фарватера, никакого человеческого жилья на ее берегах, не было намечено площадок для выгрузки 11000 тонн груза, привезенного экспедицией.

– «Все плавсредства на воду» – таков был приказ всем судам, вставшим в 100–200 метрах от берега: ближе подойти было рискованно из-за отсутствия ограждения.

С шумом и плеском спускали на воду кунгасы и катера, привезенные на палубах грузовозов, от пароходов к берегу и обратно сновали шхуна «Темп», катера и шлюпки, перевозя рабочих и первые грузы.

Командование разгрузкой взял на себя капитан Бочек, а Николаев и Евгенов уже склонялись над картами, разрабатывая обратный маршрут, намечая возможные места зимовки, которая из-за неподготовленности Амбарчика стала совершенно неизбежной. У мыса Медвежьего, открытого всем ветрам, зимовка исключалась.

Первые два дня стоянки в устье Колымы погода благоприятствовала людям, но разгружена была лишь небольшая часть привезенного оборудования: много времени отнимали устройство палаток для людей, навесов для грузов, сооружение мостков и причалов для барж. Своим чередом шли занятия научного штаба. Его сотрудники вполне разделяли все трудности, испытываемые экспедицией, когда бывала возможность, помогали в общих работах, но никогда не забывали о своей обязанности – внести вклад во 2-й Международный полярный год. Только в обстановке научных изысканий находил иногда отдых Евгенов.

На третий день стоянки погода изменилась; усилился ветер, приняв северное направление, принося снежные шквалы. В 2 часа ночи «Микоян» стал давать тревожные гудки, затем сообщил по радио, что от него оторвались и унесены в море две железные баржи. На поиски барж, с таким трудом доставленных через льды и так нелепо пропадающих у самой цели, были направлены шхуна «Темп» и катера. Ледорез «Литке» тоже пошел искать баржи и привел одну из них. Вторую вскоре выбросило на берег и разбило.

Две недели продолжалась разгрузка. То несколько стихавший, то вновь достигавший штормовой силы ветер часто заставлял прекращать работы, поэтому за время стоянки – с 4-го по 20 сентября удалось переправить на берег лишь одну треть привезенных грузов. Но дальше оставаться у устья Колымы было невозможно; все сроки навигации истекли, и с каждым днем угроза наступления зимы становилась более страшной.

21 сентября «Литке» и шесть транспортов двинулись в обратный путь на восток, к Чаунской губе, которую наметили как наилучшее место для зимовки.

Утром 24 сентября встречавшийся до этой поры разреженный лед начал сплачиваться, к полудню суда уже еле в нем протискивались, а через несколько часов вся эскадра была остановлена сплошным льдом. Все усилия ледореза разбить его были напрасными. Вскоре поднялась пурга, и в снежной мгле скрылись, как бы растаяли, все корабли.

Когда к утру прояснилось, с бочки на фок-мачте флагманского судна, где почти бессменно дежурили Евгенов, Бочек и Николаев, была обнаружена полоса чистой воды. Ледорез немедленно принялся протаскивать в нее суда, беспрестанно окалывая их от налипающего льда. Через некоторое время обнаружилось, что «Урицкого», шедшего несколько севернее остального каравана, дрейфующим льдом относит дальше в море; в то же время тревожно загудел «Сучан», взывая о помощи: у него сломался винт. «Литке» сначала 4 часа окалывал лед вокруг «Сучана», а потом всю ночь тащил его на буксире, пока не довел до безопасного места вблизи входа в Чаунскую губу. Там уже стояли остальные четыре парохода экспедиции, а «Литке» немедленно направился на выручку к «Урицкому». Прогалина чистой воды, по которой еще недавно можно было пройти, оказалась покрытой молодым торосящимся льдом. С трудом, медленно преодолев эту прогалину, ледорез оказался перед кромкой толстого непроходимого для него льда, отделявшего его от «Урицкого». Пришлось повернуть обратно. К этому времени руководство экспедиции получило от Наркомвода указание направить «Литке» на помощь «Сибирякову», у которого сломался винт, и предписание из центра о необходимости ледорезу возвращаться во Владивосток.

Таким образом, перед Евгеновым были поставлены сразу три задачи: вывод «Урицкого» из опасного дрейфа, помощь «Сибирякову» и возвращение через тяжелые льды во Владивосток. Была ли хоть одна из этих задач выполнима? Решить это можно было только сообща. На «Литке» было созвано совещание.

Участник экспедиции Макс Зингер вспоминал, что бледный, с отекшим от бессонных ночей лицом, Евгенов рассказал собравшимся о том, как случился отрыв «Урицкого» от всей колонны судов.

– Его положение небезопасно, – говорил Евгенов, – мы пробились к нему за сегодняшний день всего на 200 метров. Потребуется еще не менее двух суток, чтобы добраться до «Урицкого». Обратный поход займет больше времени, ибо морозы еще сильнее скуют море льдом… Я собрал вас, чтобы выслушать ваш совет.

После долгих споров, анализа всех обстоятельств и возможностей пришли к решению пробиваться к «Урицкому», положение которого становилось все более опасным.

В ночь на 2 октября при свете прожекторов «Литке» снова тронулся в путь. Это была последняя попытка или пробиться к «Урицкому», или пройти на восток, к Берингову проливу. Но и в том, и в другом направлении стояли барьеры из торосов, скованных молодым льдом. Четыре дня простоял у этих стен ледорез, выжидая улучшения обстановки. Даже взрывы аммоналом льда вокруг парохода не принесли видимых результатов.

«Урицкому» пришлось зазимовать и судно осталось дрейфовать вместе со льдами. Остальные пароходы были отведены для зимовки в Чаунскую губу. Здесь же в начале октября встал на зимовку и ледорез, – руководство экспедиции не сочло возможным подвергать риску такое ценное судно как «Литке».

Тревога за «Урицкого», горечь от сознания, что не удалось победить враждебную стихию и до конца решить поставленную перед экспедицией задачу продолжали мучить Евгенова и в спокойной гавани. Видимо, сказалось и перенапряжение физических и моральных сил и предыдущих трех месяцев – все это надломило его организм, в начале зимовки он тяжело заболел. Созвали консилиум корабельных врачей, решение – эвакуировать большого на «большую землю».

В конце октября в сопровождении врача санным путем до Якутска, а оттуда самолетом домой отправился Евгенов из только что зародившегося на безжизненной галечной косе Чаунской губы поселка Певек.

Перед отъездом, уже совсем больной, на заседании штаба проводки он намечал программу гидрометеорологических работ на период зимовки. Эти успешно выполненные работы послужили базой развития Певекского радиометеоцентра, который в настоящее время превратился в крупный заполярный морской порт и город.

Можно считать, что Особая Северо-Восточная экспедиция не только положила начало новому этапу транспортного освоения наших северо-восточных морей, но и внесла ценный вклад в их научное изучение.

Вот как охарактеризовал этот период деятельности Николая Ивановича известный ученый, доктор географических наук проф. Я.Я. Гаккель: «Как лучший из знатоков полярной гидрографии, выдающийся мореплаватель и моревед, по решению Оргбюро ЦК КПСС в 1932 г. Н.И. Евгенов был назначен начальником крупной Северо-восточной экспедиции народного комиссариата водного транспорта. Этой экспедицией, организованной Н.И. Евгеновым по типу Карских экспедиций, было положено начало массовой проводки судов на восточном фланге Севморпути, из Владивостока в Колыму и далее на запад, куда ранее ходили только одиночные суда, и то не каждый год. И в этой экспедиции на флагманском судне – л/п «Литке» под руководством Н.И. Евгенова работала научно-оперативная группа, на которую также были возложены гидрометеорологические наблюдения по программе проводившегося тогда Второго Международного полярного года»